Возвращение к себе
Покойничек
Разве темнота может быть такой холодной и чужой? Разве бывает она такой огромной и густой? Ну, разве можно в этой темноте жить? Не могу, да и не хочу быть здесь, мне не нужно это, я хочу уйти. Люди, где вы все, куда пропали? Откройте же окна!
Эти вопросы, словно пузыри воздуха из горячей, липкой смолы, всплывали в его сознании и лопались, оставаясь без ответа. Он не чувствовал своего тела. Его просто не было. Существовало только сознание, да и его тоже трудно было бы определить, как что-то цельное. Оно состояло лишь из вопросов…
- Тань, глянь-ка, - раздался в темноте далекий женский голос, - никак, проснуться решил.
- Да, нет, - ответил ей другой голос, - куда ему, такие не просыпаются. Может, отходит? Позови-ка лучше Сергея Иваныча, пусть посмотрит.
- Парень, ты чего? Как ты, а? – прозвучал мужской бас.
- Никак, снова отходить собрался, а? – спросила опять женщина.
- Нет, пульс хороший, да и кардиограмму недавно делали - тоже ничего.
Он напрягал все свои силы, чтобы открыть глаза и посмотреть, кто говорит, но темнота не отпускала, сил не хватало.
- Ну же! Ну! Давай, давай, парень! Карабкайся! Ты же, ого, какой живучий! У тебя получится!
Глаза не открывались. Ему бы попить… Хотелось сказать об этом, но губы не слушались.
- Да ладно, пусть полежит. Может, укольчик сделать? Поспит и сил наберется, - сказала женщина.
Терпеть это было сверх его сил. Он сделал усилие и почувствовал, как губы чуть приоткрылись.
- Говори, говори, милый, я слушаю тебя, - сказал мужской голос и он, ощутив губами тепло, попытался прошептать.
- Ах, ты ж умничка! Ах, ты ж молодец! Танюха, знаешь, что он сказал?
- Что?
- «Дура» - он сказал! – рассмеялся мужчина, - Ну, не молодец ли, а?!
Обе женщины звонко расхохотались.
- Ну, красавец, ты мне за это шампанское поставишь, иначе не прощу! – сквозь смех проговорила одна.
- И мне, - добавила вторая.
- А теперь, - серьезно сказал мужчина, - сделайте снотворное и внимательно за ним наблюдайте, чтобы не вскочил сгоряча, когда проснется.
- Не упустим!
Это стало последним, что он услыхал. Проснувшись, сразу открыл глаза. Свет больно резанул, и они сами тут же закрылись. Сердце сильно колотилось. Той, враждебной, темноты уже не было. После первой вспышки он видел только какую-то темно-розовую пелену. И опять эта жажда. Когда же можно будет напиться?
- Пить, воды, - попытался крикнуть, но услыхал совсем не похожий на крик хрип.
- Так. Проснулся? Чего буяним? – раздалось рядом.
- Пить.
- Ага, теперь понятно. Сейчас попьем, - сказал женский голос, и в губы ткнулось что-то гладкое. Из него капнула теплая, явно кипяченая, но сейчас - самая вкусная на свете вода. Он припал к источнику долгожданной влаги, как малое дите к груди матери, но счастье это длилось всего несколько мгновений.
- Нельзя тебе много, милок, - сказала женщина, - порезали тебя всего внутри-то, перекроили там все. Ты уж потерпи. Если что – говори, буду подходить и по капельке давать.
Так он узнал хоть что-то о себе. Попытки вспомнить, как и откуда попал сюда, ни к чему не приводили. В памяти не было ни грамма информации о его жизни. Даже имя свое не помнил.
На третий день его перевели из реанимационного отделения в палату. К тому времени, он уже сносно разговаривал, но глаза открывал с трудом и ненадолго. Врач сказал, что так бывает при черепно-мозговых травмах.
- «Ну, вот, теперь и травма черепно-мозговая у меня есть, - подумал он, - что еще объявится?»
Мужики в палате постоянно о чем-то болтали. Это немного раздражало, но, благодаря именно этим разговорам, он по крупицам узнавал хоть что-то о жизни и о себе. Как выяснилось, он стал довольно известной личностью в больнице. Оказалось, что в реанимацию его привезли с биркой на пальце ноги из морга, где пролежал целую ночь после того, как был подобран на пустыре. По рассказам мужиков, он чуть не свел с ума патолога-анатома, который начал уже делать вскрытие и, сделав первый надрез, увидел пульсирующую кровь и заорал во всю мощь своих легких, перепугав студентов-практикантов. Все остальное стало легендой. Вся больница переживала – спасут или не спасут.
Мало-помалу, глаза привыкли к свету, и вскоре он вполне уже сносно терпел свет, если не было прямых солнечных лучей. Дни выстраивались однообразно и тоскливо – треп мужиков, уколы, капельницы, перевязки…
- Через полчаса к вам придет следователь, - меряя давление, сказала через три дня врач на утреннем обходе.
- А зачем?
- Это она и объяснит. А разве вам самому не интересно узнать, что с вами случилось?
- Интересно.
- Вот, лежите и ждите.
- Жду, – ответил он и подумал, что даже если бы и хотел убежать – как? Даже в туалет – и то, утку просить приходилось.
Следователем оказалась довольно крупная, но еще очень молодая девушка в новенькой милицейской форме. Явно, немножко смущаясь, она вошла в палату, поздоровалась со всеми и, взяв табурет, села напротив него.
- Здравствуйте, зовут меня Татьяна Ивановна. Если вам трудно запоминать, можете звать Татьяной. Я веду расследование по вашему делу.
- А я не знаю, ни как меня зовут, ни о чем мое дело, - стараясь отвести глаза от ее больших, круглых коленок, обтянутых тонким прозрачным капроном, ответил он, ни на секунду не сомневаясь, что уже видел когда-то точно такие же. Они нравились…
- И что, вы совсем ничего не помните? – спросила следователь. - Ни как оказались там, на пустыре, ни почему без одежды? Кто бил, за что? Имя, фамилию свою, откуда вы?
|
